Интервью с Пургеном взято в начале мая, 1997 года

В. - Какое у тебя образование
П. - Художник. 10 лет учился в художественной школе, а потом всё забросил.
В. - Да, ты рассказывал какую-то весёлую историю про голую девку.Что там произошло?
П. - Да. Девка – это совок, чёрный на белом. Во время предвыборной компании президента, в соседнем доме, в подвале, наш басист, нашел свежий труп голой девки, лет 15-ти. Её вытащили из подвала, и она валялась около дома целый день, с утра до вечера. Ко мне ещё сестра зашла, и спросила, не моя ли девка там валяется.
В. - Это не гон?
П. - Не, точно.
В. - Почему её не забрали?
П. - Из-за этой сраной предвыборной компании все менты были заняты, и поэтому её не могли забрать, и мы даже стрелки в тот день забивали около девки. А вокруг бегали дети, ходили люди.… И всё это в центре Москвы. Совковый ужас.
В. - Да, весёленькая история. А ещё ты что-то интересное про батю рассказывал.
П. - А-а-а, это… Он работал ведущим инженером на военном заводе, готовит технику для запуска боевых ракет. До этого долгое время работал на Байконуре. В то время решили они с мамкой приколоться, и прямо на Байконуре, там, где запускают ракеты, меня и заладили. И я, совсем малой, вынужден был лазить с мамой (делать то не хрена) по пусковой площадке. И в итоге получил свою порцию токсичной передозировки и радиации.
В. – Ты что-нибудь читаешь из литературы?
П. – Нет. Некогда.
В. – Кто в группе пишет тексты песен?
П. – Я. И музыку тоже.
В. – А остальные?
П. – Остальные добавляют, что нибудь при аранжировках, при записи, ну и всякое такое. Они настраивают меня на работу, придают мне силы, иногда что-нибудь подсказывают. Но основную энергию я получаю от музыки различных панк-команд,таких как Dead Kennedys, G.B.H. и многих других.
В. – А как тебе The Exploited?
П. – Ну, с начала они меня не очень прикалывали, но последние альбомы действительно только подтвердили, что они настоящая реальная группа. Они стали ещё более энергичней и тяжелее. Мне кажется, что это из-за того, что у них появился новый менеджер, который раньше занимался металлическими командами. Мы как-то звонили и говорили с ними по телефону. Может быть, притащим их в Москву.
В. – А как вы общались? Ты знаешь английский?
П. – Нет. Но сейчас в Москве живут панки из Германии, они не плохо знают язык, ну и естественно помогли нам.
В. – Ну и что же интересного поведал вам Watti?
П. – Много всего. Ну, например то, что до 88 года они жили на пособие. Все их альбомы выпускали пираты, а они не получали за это ни цента, и не имели к этому никакого отношения. А вот за последний альбом они получили 43 штуки гринов, из которых 20 они пропили и прожили за полгода. Ещё недавно они были в Шотландии. А после выхода “Massacre”, у них были концерты в Японии, Мексике и ещё где-то. В Мексике у них очень много фэнов и может они туда поедут пожить. Вот такие вот новости. А как тебе J.M.K.E.?
В. – Отличная команда, но у меня есть только 89 год “Kulmale Maale”.
П. – У меня довольно много их альбомов. 87 год – концерт в Подольске, 92 – “Американская культура” , 95 – “Спутник ресторан” и всякие другие. “Спутник ресторан” они спели на русском. Сделали коверы наших старых добрых хитов: “Калинка – малинка”, “В траве сидел кузнечик”, “Не думай о минутах с высока”, “Боже царя храни” и другие. И всё это в своём быстром таком стиле. Очень клёво. Недавно закатали ещё один альбом на эстонском, и их вокалист Villu Tamme обещал мне его выслать. Выступают они в основном в Талине и в Финляндии, Villu работает ещё в какой-то газете журналистом.
В. - А в Москве можно достать их альбом?
П. – Нет, в Москве J.M.K.E. не распостроняются, записи есть только у определенного круга лиц.
В. – Как ты с ним познакомился?
П. – Да в общем-то изначально с Villu познакомился Жабер. А потом в 94 году группа приехала в Москву на фестиваль, посвящённый Джонни Роттену.
В. – У них есть компакты?
П. – Да, есть. Они пишутся только в Финляндии.
В. – А какие панк-команды в Эстонии есть ещё?
П. – J.M.K.E. – это самая старая команда. Villu рассказывал, что в Эстонии много всяких молодых панк-групп, у них там нормальное движение, ведь сразу после перестройки в Эстонии появилось огромное количество крутых панков.
В. – Расскажи про вашего басиста. Недавно я был на “Панк-весне” в R-клубе, и когда вы выступали, он был излишне пьян и здорово лажал.
П. – Да, это был его последний концерт с нами. Его зовут Денис Kal Keln. Когда он был маленький, он был просто Калом, а теперь Кельн. Он уже в 13 лет был панком и таскал инструменты группы из дома на базу, что бы попасть на репетицию. Затем года два он отучился в Гнесинке, и когда подрос, стал панк-гитаристом. С нами он отыграл несколько концертов, и у него покатила такая фишка, что он рок-звезда. Начал тусоваться везде, строить из себя крутого, стал бухать по-чёрному. В итоге он допился до того, что у него началась алкоголическая эпилепсия. Когда он просыпался, то его начинало крючить, и приходилось вызывать скорую и впихивать в него реланиум.
В. – И кто же у вас сейчас на басу?
П. – Сейчас играет Проша, басист группы “Идиоты”.
В. – А как же “Идиоты”?
П. – Да они пока не играют, и поэтому басист свободен.
В. – А как ты думаешь, удалась “Панк-Революция” в “Форт-Россе”, осенью 96-го?
П. – Нет, это был самый плохой сейшен из этой серии. Вот первая революция была прикольная.
В. – На последнем сейшене секьюрити были скины, и тех панков, кто подустал, или просто прилёг, выкидывали вон. Так же скины, приходящие с улицы, всех доставали и в общем творился беспредел.
П. – Ну, это вина организаторов. Они работали не профессионально, и лажанулись довольно круто.
В. – Какие ближайшие планы?
П. – Сейчас мы готовим новый альбом, и так же собираемся где-нибудь выступать.
В. – Сколько всего у вас альбомов?
П. – Пять! Но первые два мы не распостроняем, так это уже не то, что нужно.
В. – Часто ли вы репетируете?
П. – Когда мы делаем альбом, то стараемся почаще, а так вообще-то не очень, потому что бызы – это постоянная проблема. Везде нужны деньги.
В. – Что ты пожелаешь всем панкам?
П. – Пусть они делают всё, что хотят.

Интервью с Пургеном 20.01.98.

В. - Как и при каких обстоятельствах образовалась группа?
П. - He, ну как образовалась... Взяла и образовалась.
В. - Чья была идея создания группы?
П. - Да это вообще не идея. А так само собой. Образовались, и пошло-поехало.
В. - Как началось твое увлечение панк-роком?
П. - Услышал панк-рок, и понравилось.
В. - Когда это было?
П. - Году в 1989. Послушал панк-рок. Тогда мы, в основном, слушали металл, трэш, западную музыку. Ну, из наших - какой-то рок. Не особо нравилось на самом деле, хотя это было самым прогрессивным в то время. Но не очень нравилось. Металл, он все-таки такой, скажем так, выдуманный, нереальный, сказочный. А рок скорее бытовой, кухни какие-то, вино, сигареты. Тоже так не очень. А нам больше нравились какие-то более глобальные, серьезные вещи - тяжелая музыка, но более приближенная к реальной жизни, нежели такой пафосный, возвышенный металл или супер­загробный трэш. И когда мы услышали панк-рок, сразу поняли, что это и есть тот стиль, который нам ближе всего.
В. - То есть, сначала группа образовалась, а потом решили, что играть, да?
П. - Нет. Мы тусовались с Чикатилой - в одном классе учились в школе. Это басист, который проиграл у нас в группе лет 5 потом. Сейчас он не играет уже, но мы с ним начинали всю группу. Потом поехали в Рок-лабораторию, узнали какие группы западные панковские, по названиям. Записали там «Dead Kennedys», «Exploited», «Sex Pistols», «Clash». Мы с ним на двоих покупали, потом менялись и переписывали друг у друга. Я вот записал себе 5 альбомов «Clash», и 4 на следующий день стер, потому что не понравилось. Один альбом оставил - самый первый тяжелый, более-менее панковский, а остальные что-то не очень. «Exploited» понравился, но как-то сразу и разонравился, потому что слишком примитивный и мрачный уж очень. А мы хотели чего-то более жизнерадостного. Советская действительность загружала... Такие группы как «Гражданская Оборона» были слишком депрессивно настроены. Они конечно передавали дух, настроение того времени, такое мрачное, такое постперестроечное, непонятное, переломное. Но в таком мире оставаться было не возможно. Понравились «Dead Kennedys», «Suicidal Tendencies» (1983), «ОВН»(ранние), «Exploited» - «Masacre».
В. - А на гитаре где научились играть, уже умели, когда возникла идея группы?
П. - Нет, никто ни на чем.
В. - То есть, вы услышали панковские записи и решили группу создать? Или как это происходило?
П. - В принципе, довольно-таки несложно выучить аккорды на гитаре. Мы начинали играть на акустических гитарах. У нас потому что ничего другого не было.
В. - То есть, была конкретная цель создать рок-группу и играть панк-рок?
П. - Нет, дело в том, что мы по жизни всегда прикалывались чем-то таким заниматься. До этого мы и рисовали, и увлекались музыкой лет 6. Когда в школе учились, мы слушали тяжелую музыку, рисовали плакаты, фотографии печатали. Но потом это все стало не интересно, неактуально, такая музыка больше для людей школьного возраста. А когда мы начали играть панк-рок, мы уже врубались более-менее, что такое жизнь, с ее всякими жестокостями, сами уже более-менее начали самостоятельно жить, ездить куда-то учиться, общаться с людьми... Уже появился протест. Многие вещи стали не нравиться, которые раньше не замечали.
В. - И как вы стали создавать группу?
П. - Ну, как создавать группу? Выучили аккордов 5, просто так как играть могли. Потом стали сами собой песни сочиняться - мелодии. Первый альбом «Брежнев жив» мы записали дома. Взяли во Дворце Пионеров барабан - рабочий, пионерский, от кастрюль крышки. И весь альбом записали: одна гитара играет как бас, другая - так вот.
В. - Акустическая?
П. - Да. Только мы иногда пускали их через катушечный магнитофон. Там делали зашкал, а к акустической гитаре - маленький звукосниматель. Его к акустической гитаре вставляешь в катушку, зашкаливаешь и как примочка получалась. Вот первый альбом весь так и записали - такой полуакустический, грязный, забойный и весь суперполитизированный, потому что тогда увлекались всякими коммунистическими идолами, Ленин, Сталин, и все песни были антикоммунистические: про Ленина, про Крупскую, такие вещи. Сначала группа называлась «Ленин-самотык». Первый альбом - это, в принципе, «Ленин-самотык» группа.
В. - А кто кроме Чикатилы в состав входил?
П. - Мы вдвоем были. Еще нам помогал один Аккумулятор, делая вид, что стучит на барабанах. Мы еще делали бочку: брали большую канистру, пластиковую, и в место, куда пробка должна закручиваться. Мы в эту дырку затаскивали микрофон, забивали. И по ней бьешь - получалась бочка. И в таких домашних условиях записывались. Тогда это было забавно. Второй альбом записали, когда я учился в училище, где учили выбивать по мрамору надгробные доски. Я там год проучился, хотел оттуда сваливать, а потом так получилось, что выгнали группу, которая репетировала в училище, там была аппаратура, зал свой. Там группа что-то сперла, их выгнали, и нам разрешили играть там. И у нас года полтора-два была своя база. Кроме того, училище выдавало нам деньги, и мы ездили в магазин и покупали аппаратуру. Там здоровско было. И там еще один одноклассник был - Артамонов Димон. Его научили играть на барабанах. И вот мы втроем учились играть месяца 2-3, с нуля. Там инструменты были - бас, гитара, барабаны. Все было, и мы могли там целыми днями заниматься. Просто сели, начали играть, и научились более-менее. Нам тогда нравился быстрый, тяжелый панк-рок, а получалось что-то вроде «Misfits», «Sex Pistols» - грязное и медленное. Потом выгнали из училища, мы - панки, постоянно там дестройничали. Я там Ленина разрисовал всего. Там бюст стоял в зале огромный, гипсовый белый. Я усы черным подрисовал, брови тушью, всю голову разрисовал. И нас, в общем, выгнали за все эти проступки. Вот это уже был «Пурген», первый альбом.
В. - Как появилось само название «Пурген»?
П. - Когда мы уже в училище играли, через несколько месяцев приехала американская делегация, и надо было перед ними концерт играть. А директор, завуч - коммунистами были, коммунистическое такое начальство, старой закалки. И с таким названием - «Ленин-самотык» - выступать было ну очень стремно. Решили придумать за ночь до этого - сели, подумали. Мы хотели сочинить песню про пурген. Ну, просто прикол такой. И мы решили взять это название. Утром пришли и написали на барабанах - «Пурген». Завуч пришла и говорит: «А что это у вас на барабанах написано?» мы говорим: «Так по-французски «полет в космос» переводится». А она: «Знаем мы какой это полет».
В. - А что сказала американская делегация?
П. - Да ничего. Нам там запретили играть все равно (смеется). Мы потому что пришли: я - в майке «Dead Kennedys» самодельной, Чикатило - «Брежнев жив» - рожа Брежнева нарисована. Стремно все. И они не разрешили. В училище мы успели записать наш второй альбом в духе «Misfits», «Sex Pistols», веселушный, назывался «Великая вонь». Я еще в Центре каждый день тусовался с пункерами. И еще тусовались около «Давай-давай». Я там объявления повесил и около Рок-лаборатории, что группа хочет познакомиться с другими панк-группами, чтобы вместе выступать. Потому что раньше не было никаких панк-групп то особо. И познакомились со всякими там группами - «Punk Rat», «Мы пойдем по путям обороны», «Чудо-юдо». С «Панк-Рэтом» объединились: гитарист Бибис и барабанщик Изерли перешли в группу, и басист наш Чикатило. Записали еще два альбома: "Все государства - концлагеря" (1992) и "Трансплантация мировоззрения" (1993). Три года мы играли. Потом группа развалилась - у барабанщика с гитаристом дети были, они стали больше работать. Они взрослые уже были, взрослее нас года на 4. Нам было по 18-19, а им по 23-24. Они больше не могли, 2 года поиграли. Тогда же денег не платили, ничего не выпускалось - никакого прогресса, концертов мало. В принципе тоже прикольно. В Питер ездили, в «TaMtAm», в 1993. На больших фестивалях выступали. Время тогда было более беззаботное, панковское. Особых забот не было, только панк-роком занимались. Родители кормили. Тогда как раз - 18 лет, я только панковал и играл в «Пургене», больше ничего не делал. Тусовался. Продуктивное время.
В. - Воспоминания о фестивалях, о поездках в Питер остались? Что-нибудь интересное можешь рассказать, характеризующее панковский быт тех времен?
П. - У нас все-таки группа не очень праздная, а больше психоделическая, у нас нет такого, чтобы - девки, музыка, бухло и угар. Есть всякие дестройные приключения - но это не очень прикольно. У нас самый дестройный период потом был. «Трансплантация мировоззрения» был более протестантский, типа «Мне много чего не нравится, не хочу с этим мириться» - такие настроения. Мы еще были стрэйтейджерами, хотя не знали даже тогда о таких течениях, просто не пили, не курили. Не нравилось. Вообще считалось стремным стоять около пивнушки. Более строгий, холодный панк, психоделичный. Да и организм не хотел просто. Все как-то было трезво, и так глючило нормально по жизни без всяких там наркотиков.
В. - И когда состав сменился?
П. - В начале 1994 сделали еще одну запись - «Трансплантации» - с новыми песнями. И развалились, причем из группы ушли сразу все трое - Чикатило, Бибис и Изерли. Я тогда сильно расстроился, потому что в нашем окружений и в Москве не было панк-музыкантов, которые смогли бы играть в «Пургене». А я ненавидел все занятия, кроме группы, и из-за этого началась депрессия. Я начал принимать все подряд исказители действительности, которые мне только попадались. Сначала был трехмесячный запой с моими дворовыми друзьями... Я перепробовал все виды «колес» и практически все виды токсичных препаратов. Я находился в полных галлюцинациях и амнезии по 5, по 7 дней в течение всего 1994 года. В конце года я все-таки нашел в себе силы и решил вновь создать группу, опять-таки развесив по панковским местам в Москве объявления. Таким образом, я вышел на калининградских панков - Панаму и Гномов. Половину 1995 года мы то и делали, что бухали, курили, панковали, дестройничали и хулиганили. А летом 1995 мы все-таки собрали группу и начали репетировать. Сначала я пел, Панама играл на басу, Гном Младший - на барабанах, и в группу вернулся Чикатило, но он играл на гитаре. И через несколько месяцев нам пришлось взять Старшего Гнома на бэк-вокал, потому что он был родной брат Младшего Гнома, и они тусовались постоянно вдвоем. Они несколько лет играли в своей группе «Без 5 минут как сдохли», и оставлять Старшего не при делах было не очень по-дружески. И как раз тогда состав был больше EXPLOITовско-GBHевский, и панк был более злючий. Мы подготовили альбом и пришло время его записать. Панама тогда стал еще более грубым и злостным панком, начал бухать, опаздывать на репетиции, при этом тупо отмазываясь, что он пил и трахался с девкой весь день. Начал динамить репетиции и круто чудить и шизить, постоянно врывался в чужие квартиры, там все ломал, при этом громко крича, что он басист группы «Пурген», подрался с Летовым на концерте «Гражданской Обороны» в гримерке. И в конце концов стал совсем примитивным панком. А когда в конце альбома появились более мелодичные вещи, такие как «Атомная романтика», он говорил, что он не будет их играть, а будет играть только песни в стиле «Fuck you, люди» и «Военные ублюдки». Из-за этого пришлось срочно менять состав. Взяли наемного гитариста Роботса, с которым заново выучили весь альбом «Радиационная активность из мусорного Бака» за 2 месяца и записали его в подвале «Театра». Потом уже в 1996-м опять поменялся состав: я взял гитару и на басу - Кельн. Чикатило поженился и тоже свалил. Учиться пошел на какого-то там архитектора. Записали в 1996-м году одну сторону к «Философии...», а потом он ушел, и летом 1997-ого мы записали вторую часть. Нам помог басист немецкой группы «Grune Noise» записать - мы с ним песни выучили и записали. Сейчас опять состав поменялся: басист - Crazy, Гном - на барабанах, я - пока на гитаре. Сейчас планируем взять гитариста, потому что мне уже надоело играть. Я же временно гитару взял, пока не было гитариста, а уже 2 года играю. Если петь и играть одновременно, теряется из-за этого многое. В таком составе (втроем) ездили в турне по Германии, где выступали в 10 городах и дали 12 концертов. Не знаю, что дальше будет. Вот и вся история.
В. - Для чего вы занимаетесь этим - музыкой, панк-роком?
П. - Нравится. Просто нравиться. Это неотъемлемая часть нас. Мы чувствуем, что это наше, нам по кайфу этим заниматься. Мы считаем, что это актуально, интересно.
В. - Что бы ты мог сказать о панк-роке в России?
П. - Течение панк-рока довольно-таки слабенькое у нас. Страна не расположена к панк-року. Здесь не очень плодотворная почва. Но с другой стороны, очень подходит для панк-рока - потому что здесь есть с чем бороться, и не все так хорошо, как где-то в другом месте. Но в то же время это ситуация злая уничтожает панк-рок, потому что «прикидываться» люди не могут, так как «прикидываются» на Западе, допустим, потому что здесь тоталитарное общество, и воспитание у людей довольно-таки злое и консервативное. Здесь если ты вырядился - то уже какие-то подозрения. Опасность. И сразу у них реакция такая, что надо напасть.
В. - Если брать панк-рок как музыкальный стиль, то что здесь наиболее важно?
П. - Панк-рок - это такая музыка, которая действует на подсознательные точки, что должна заводить, от нее хочется действовать. Это не успокаивающая и лирическая, а возбуждающая и стимулирующая музыка, и она должна заставлять человека думать, по крайней мере, или действовать. И она назло жизнерадостная, быстрая и энергичная очень. В панк-роке очень важна энергия, ритм.
В. - Панк-рок как стиль жизни?
П. - Я считаю, что если мне не нравятся какие-то вещи, то я не буду с ними мириться. Мне не нравится - я буду говорить, что мне это не нравится. Если мне не нравиться такая одежда, я не буду ее носить. Если мне не нравятся прохожие, люди, которые живут в этом обществе, я буду назло им одеваться так, чтобы им было не по себе, или буду вести себя так, чтобы им было неприятно, некомфортно.
В. - Чем панк-рок отличается от рока?
П. - Рок - это не такое революционное течение, как панк, нет такого забоя и энергии, такого шаманизма панковского. Рок более спокойный.
В. - Должен ли панк-рок нести опасность для общества?
П. - В принципе, панк-рок итак опасен для общества. Обществу не в кайф, чтобы панк-рок был, потому что панк-рок - музыка, настроенная против общества. Но настроенная не действиями, не какими-нибудь террористическими актами, хулиганскими выходками, а идеей. Я считаю, что панки и панк-рок - это государство в государстве, это отдельное общество панковское - панки тусуются с панками. Живут в своем мире. Панк опасен для общества тем, что он его обсирает, говорит, что это плохо, ему насрать на это общество, с моей точки зрения.
В. - Какое значение в панк-роке имеет эпатаж и бунт?
П. - Во всех проявлениях; панк - это не только музыка, но и внешний вид, поведение и вообще все. Люди так и живут, просто они стараются не убивать в себе то, что не нравится обществу, а даже это показывать. Вот вам не нравится, а нам нравится. Эти все одежды тот же панк-рок и есть. Ты показываешь своим внешним видом - да, мне не нравится. Из-за этого панки и носят всяческие символы, яркие куртки, прически яркие, какие-то военные прибамбасы. Все, что не нравится, они показывают своей одеждой, просто так прикольно.
В. - Отношение к анархии?
П. - Как бы тебе объяснить?.. Анархия, конечно, это правильно, но в нашей стране все как-то не по-человечески, подругому немножко. И анархия уже... Есть партия какая-то анархическая, хотя слова «партия» и «анархия», мне кажется несовместимые вещи. Меня так это все обламывает но все равно я себя считаю анархистом. Я не тусуюсь с этим обществом, я с ним не дружу. Я не дружу ни с военными, ни с правоохранительными органами ни с прохожими, мне они не интересны, я с ними тусоваться не хочу.
В. - Как у вас появляются песни?
П. - Если тема сильно заинтересовала, то у меня она перерождается в песню, чтобы дать свой взгляд на эту проблему, ну и просто как факт напоминания. Может, человек, послушавший, тоже над чем-нибудь задумается. Как Хэнк тот же самый говорит: «Надо повышать интеллектуальный уровень панковской публики».
В. - Откуда у вас идет урбанистическая тема в песнях?
П. - Просто мы все время в городе живем. Торчим в Москве, может по два года невыездно. Даже летом съездишь лишь на пару дней на природу. Но сейчас будем новый альбом писать. Он будет уже другой. Мы занимаемся уже 7 лет панк-роком, и у нас получается, что каждый год все-таки что-то другое, что-то новое. Общая тенденция, самая интересная тема для нас - это человек, общество. Это интересно.
В. - А вы сами, ваша группа, помимо панк-рока в жизни еще чем-нибудь занимается?
П. - Я сколько играю панк-рок, не работаю и не учусь - для меня это неинтересно, не актуально. Если какая-то учеба, то самообразование.
В. - Что ты можешь пожелать панкам?
П. - Я бы хотел, чтобы в России панк-рок и панки начинались не в 13, а заканчивались в 16 лет. А если человек родился панком, то продолжал им оставаться, пока не постареет душой. А те, у кого он начинается рано и заканчивается через год, скажем так, сезонные панки, то есть не панки, лучше вообще не заходили в эту культуру. Тогда в России через несколько лет будет целая структура панк-мира со своими клубами, тусовками, и наконец-то, панк в этой холодной стране превратится во что-то серьезное и займет весомое место в этом сраном обществе.

Интервью с Пургеном 01.04.99.

Сидим у Пургена дома, 11 этаж. На кухне. Стол завален всевозможными предметами, И причем по жизни все так лежит,
В. - Ты как, вообще, в такой обстановке ориентируешься?
П. - Я знаю, что где лежит. Может быть, это бардак, конечно, полный, но я знаю, что где лежит, и могу найти в течение минуты любую вещь во всей квартире. Хотя, кажется, что здесь везде все разбросано, и завал полный.
В. - Сейчас у тебя в группе новые музыканты, фактически. Как ты считаешь, в связи с этим улучшится ли звук группы, качество записи? В принципе-то, «Purgen» - группа, которая имеет не особо качественные записи. Или ты считаешь, что для панка не важно, чтобы все было отточено и профессионально?
П. - Вот мы записали 4 альбома. И там везде «плохой звук». Но это со стороны он плохой, а на самом деле, это лучший звук, который к ним подходит, и самый оптимальный звук, которого можно было тогда добиться. Я считаю, чтобы передать что-то, нужно передавать без искажений, понимаешь? Вот сейчас у меня другой взгляд на звук. Если мы будем записывать альбом, то он будет с другим звуком. Те альбомы передают мир, который был в то время, то настроение... Видишь, мы все альбомы записывали как: мы, допустим, репетируем полгода - год альбом, а потом приезжаем на базу, где мы репетируем, включаем аппаратуру и заодно записываем альбом. Все эти 4 альбома так и записали. 1992 «Все государства - концлагеря» (Приехали на базу и за 3 часа записали). 1993 «Трансплантация мировоззрения». 1995 «Радиационная активность из мусорного бака». 1996-97 «Философия урбанистического безвременья»
В. - У вас много очень глубокомысленных песен, серьезных текстов...
П. - Да. Я считаю, что панк-рок - это серьезная музыка, это для мозгов. Это музыка, чтобы подумать, понимаешь? Не чтобы релакснуться, или чтобы это фон был, чтобы ты не напрягался. Мне нравится такая реакция, когда люди включают нашу запись, они напрягаются сразу, лица серьезнее. Жесткий звук, напор идет, какие-то тексты такие, что их всех передергивает. Я считаю, что это и есть панк-рок.
В. - У вас на концертах я бы не сказала, что очень много думающих панков. Большинство...
П. - Ведь в панке, как и в любом течении, много левых людей. Большинство молодняка воспринимают панк как «бесиловку», «пьянку», подростковые тусовки. Они плюются, блюют, держатся друг за друга, кричат: «Мы - суперпанки» - пьяные, у них сопли из носа текут. Если человек одел панковскую майку и сбрил себе виски - это не значит, что он панк. Зачастую, это просто временное увлечение. Я считаю, что панком человек рождается, и живет с этим до конца жизни. А в нашей стране, т.к. у нас все через задницу, все извращенное и искаженное, настоящие панки могут и не пойти в панк-тусовку, потому что здесь панк подразумевает под собой это плевание, какашки и всякую дребедень. А просто быдло какое-нибудь, наоборот, может пойти в «панки».
В. - На Западе в панк/хардкор среде все большие позиции завоевывает вегетарианство, веганство. Как ты относишься к данной проблеме?
П. - В Америке, например, достаточно теплый климат. Там это мясо сто лет никому не нужно. Оно не лезет на жаре, понимаешь? Там, конечно, будешь питаться фруктами, и они там дешевле, потому что они растут там неплохо. Они там не пользуются мехом - «GREENPEACE». На хрена им там шубы нужны, если они в шортах ходят? Я тоже против убийства животных, но, когда у тебя мороз 30 градусов, тут любой американец сразу шубу оденет, чтобы ему тепло было, и мясо начнет есть, чтобы была сила, и водку начнет пить, чтобы не простудиться, не заболеть. Тут другая система.
В. - А ты много мяса ешь?
П. - Каждый день пытаюсь, когда деньги есть, и фрукты. (смеется). Какой панк у нас здесь может позволить фрукты? И кефир пью. И йогурт пью. Когда деньги есть.
В. - У тебя выходили пластинки за рубежом. И «Purgen» - одна из самых известных русских панк-групп за границей. Я знаю, тебе приходит большое количество разной информации, из разных стран пишут письма... Кто пишет, о чем, из каких стран?
П. - В основном, пишут те, кто занимается панк-общественной деятельностью, что-то выпускают, приглашают нас участвовать в сборниках, с радио каких-то иностранных, или пишут просто какие-то люди, которые интересуются русским панк-роком, хотят это услышать.
В. - А много таких людей?
П. - Мне за год пришло писем сто.
В. - Из каких стран?
П. - Америка, Мексика, Франция, Англия, Швейцария, Германия...
В. - И чем их так русский панк-рок интересует?
П. - Не то что русский... Просто хотят услышать наши записи, потому что наши пластинки и кассеты, в основном, в Америке и в Германии распространяются, потому что у нас там близкие друзья. Но та же американская пластинка и в Японии продается, в Канаде.
В. - А кто вам в Америке выпустил пластинку?
П. - Тот человек, которому понравилась наша группа, наши записи.
В. - Откуда он их получил?
П. - Он, прям, приехал ко мне и все переписал.
В. - А как он о тебе узнал?
П. - Я давал интервью в «Maximum Rock&Roll», оставил там свой адрес. И в один прекрасный день - сижу дома: звонок в дверь, стоит американец в нашивках и шортах с бритыми висками: «Привет!». У него кличка Red Nick. Он фанатик России и всю жизнь хотел услышать панк-рок на русском языке. Панк идейный, причем, он преподаватель в каком-то университете. Переписал записи и выпустил «Трансплантацию мировоззрения» (1993 год).
В. - А как лейбл называется?
П. - Я не знаю.
В. - Ты знаком с разным панк-роком из разных стран. Что тебе более близко?
П. - Да, у меня много очень кассет - и польские, и чешские, и японские панк-группы. Дальше всего мне - это американский панк-рок, особенно, это современная калифорнийская музыка типа «Offspring», «Rancid», хотя «Dead Kennedys» мне очень нравятся, «Hysteric» - тяжелый панк. А ближе всего мне социалистический панк - польский, немецкий (ГДРовский). Мне больше нравится панк-хардкор, панк-металл, посерьезнее, потяже лее, побыстрее. Польский «Postrejiment», например. Социальный сарказм, жесткий панк.
В. - Как ты относишься к стрейтэйджерству?
П. - Положительно. Сейчас я стараюсь как можно меньше пить, как можно меньше курить, меньше всего этого употреблять. Но это сложно. Сигареты я курю - это привычка, но я хочу бросить, потому что это тупое занятие, которое портит мне легкие. Пьянство - то же самое. Ты тупеешь, тупой делаешь хренотню. А наркотики - это занятие для бездельников, у которых нет смысла в жизни. Я стараюсь быть стрейтэйджером. Но я иногда курю, иногда пью, иногда кyрю траву. Но стараюсь делать это как можно меньше. Организм ведь сам все вырабатывает: и эйфорию, и праздник, и когда ты долго употребляешь алкоголь, все эти вещества в организме, которые тебя заставляют жизни радоваться, перестают действовать. Это все очень плохо. Лучше слушать музыку, заниматься любовью, заниматься спортом. Я раньше занимался спортом, но потом начал пить, курить... А тут недавно пробовал опять начать подтягиваться, грушу долбить, в форму себя привести. Вот, например, на улице ко мне кто-то докопался, и я начал с ним драться, все руки себе разбил сразу, потому что не готов к этому. Да, я его побил, но своему телу вред нанес... Или тебе срочно нужно куда-то добежать. Ты пробегаешь 20 метров и уже никакой. Что это такое? Конечно, лучше заниматься спортом. В здоровом теле - здоровый дух. Такой панк-образ жизни - секс, наркотики, рок-н-ролл - человека хватает на 5 лет, и его можно на помойку выкидывать. Так нельзя жить. Но кому-то нравится. Я понял, что я пью только тогда, когда мне плохо. Главное, чтобы это не превращалось в зависимость. Я люблю, конечно, и пораспиздяйничать, и полентяйничать, и нажраться, и побуянить. Это все, конечно, круто, но это не смысл жизни. Также мне не нравятся эти крутые люди, которые родились и непонятно зачем живут. Понимаешь, пустышек много. Инкубатор. Я не понимаю, зачем они живут, они сами этого не понимают. Им не досталось чего-то. Они не радуются, они не плачут, не смеются. Просто живут себе и живут потихонечку. Не высовываются, не выебываются, не шумят. Также мне не нравятся бандиты, насильники, фашисты, коммунисты, сатанисты, наркоманы, алкоголики. Почему мне не нравится государство? Государственная система, тем более советская, - это грубая работа, это примитив. Она рассчитана на то, что как бы массам было хорошо. А массы - это те люди, которые рождаются и умирают незачем. Они нужны для того, чтобы кормить это правительство, содержать. Чтобы как барашки на них работали, чтобы было всем спокойно и хорошо. Но это же не все общество. А остальные?
В. - Ты представляешь свою жизнь без группы «Purgen»?
П. - Понимаешь, группа «Purgen» была всю жизнь и будет. Только сейчас мысли выражаются в каких-то звуках, раньше выражались в каких-то картинах, а потом могут выражаться в каких-то видеозарисовках или в чем-то таком. Это одно и то же.
В. - Это самовыражение, идет попытка понять окружающий мир через свое творчество, понять себя или это стремление повлиять еще на других? Для тебя какая сторона важнее в творчестве, в панк-роке?
П. - Понимаешь, ну, вообще, по фигу. Кстати, еще раз повтори вопрос. Я не помню, что ты спросила.
В. - (повторяет).
П. - Скорее, не то и не то. Это не самовыражение, и повлиять на других я не хочу. Просто меня прет что-то делать. Я это делаю сейчас. И если каких-то людей прет слушать это, они это слушают. Я рад, что есть люди, у которых похожий взгляд на мир, скажем так. Я никому не хочу что-либо навязывать. И по песням видно, что я не говорю, что это правильно, а то не правильно. Я просто высказываю свои мысли. «Вот, да, мне это не нравится или это нравится». Но, в основном, все песни: меня тронула какая-то проблема, я просто показываю, есть проблема. Например, я шел по улице, меня торкнула какая-то вещь. Я ее взял, сформулировал - и там уже смотрите на ваш взгляд. И все люди рассматривают ее, как хотят, по-своему. Я не навязываю никому свои идеи.
В. - Что тебя не устраивает в современной действительности у нас в России, например?
П. - Россия, это отдельный разговор. Меня здесь все не устраивает, в принципе. А по большому счету, мне не нравится ложь, обман, то, что люди приспосабливаются к жизни. Если мне что-то не нравится, не буду принимать это. Мне не нравятся эти тупые обыватели, которые смирились со своей жизнью, вообще, многие вещи не нравятся. Я не могу их все перечислить.
В. - А что, конкретно, тебя не устраивает в современном строе?
П. - Тоталитарный подход. Здесь все просматривается и обсматривается. Сейчас, конечно, кое-что изменилось. Все не так дубово, как раньше. Но в то же время, меня, например, все время останавливает милиционер и говорит: «Предъявите ваши документы». Просто за мой внешний вид. И я перед ним должен все время отчитываться: «Я - такой-то человек. Я вот там-то живу. Я ничего, не сделал плохого вам». Это уже неприятно.
В. - Вы играли концерты в Германии. Что тебя там поразило? Какое отличие от нас ты там, увидел? Что тебе понравилось и что не понравилось?
П. - Во-первых, я не очень хорошо знаю Германию, потому что я все время ездил в автобусе, и с людьми мало общался. Но что мне нравилось - в Германии все «как надо». Но у них очень скучно. Они живут, чтобы комфортно было. У них все спокойно и очень стабильно. Может, это просто непривычно после российских условий, кризис на кризисе. А там - ровная жизнь. Меня это даже обломало.
В. - Если бы у тебя была возможность жить в любой стране, ты бы покинул Россию?
П. - Я - русский. И если, честно, я рад, что я здесь родился. Я рад, что я вырос в Москве. Я не хочу никуда уезжать. Мне нравится Россия. Мне нравится Москва. Хоть я с чем-то здесь не мирюсь, но многое меня бесит, но я тут родился, значит, я здесь нужен. Да, я русский панк, московский чувак, и, вообще, все ништяк. (Ха-ха) (Сторона кассеты кончилась. Звенят стаканы). Что это мы разговариваем, вообще?
В. - А хрен знает.
П. - Не помнишь, что ли?
В. - По-моему, речь шла о том, что панк-рок - скорее, пофигизм. (Я - панк, и пошли все на фиг...) Или протест?
П. - Понял, понял. Вот есть обычные люди, которые вводят себя в режим и живут как роботы. А если не пошел куда-то на работу... (Я пару раз пробовал в жизни), то для меня это пиздец, просто смертельнно. У меня появляются сразу мысли: «На хрен я работаю на этого дурацкого бизнесмена?! На фиг я трачу. свое время?! Я что, родился для этого уродства?!» Для меня смертельно - работать. Я считаю, что панки - не мода, это просто такие люди. Они были все время. И в XV веке, всегда. Это такие люди которые считают, что они родились для чего-то, а не жрать, не продавать свое тело на работе... Я, вообще, не знаю, как эти интервью давать. Это все напрягает, и стремно. (Звенят стаканы).
П. - (допив остатки) Вообще, интервью лучше давать по-трезвому, а то заблуждаешься (смеется).
В. - Да, что-то я спросить хотела...
П. - Не помнишь?
В. - Многие считают, что в русском панк-роке больше пофигизма, а что ты думаешь по этому поводу?
П. - В русском панк-роке больше лохизма. На Западе этим больше занимаются, а у нас заниматься панк-роком очень сложно. Много побочек. Потому что пиздец, это деревня железная. Даже чтобы репетировать, просто играть в группе, нужно платить большие деньги. Уже у многих панк-групп нет денег, чтобы покупать базу, репетировать. Здесь нельзя этим серьезно заниматься. Если ты панк, то тебе хуже. На тебя будут тыкать пальцем, считать за второй сорт. Поэтому в России в панк-роке нет леваков, чтобы левый человек подписался: «Я-панк. Я играю панк-рок...» А наши панки - это люди, которые почувствовали, что у них есть творческое начало, и, зачастую, они пьющие распиздяи, лентяи. Они не могут найти денег. Сколько я групп знаю, половина просто обламывается, умирает быстро очень из-за того, что жизнь тяжелая.
В. - Ну, да. Если на Западе, человек, по крайней мере, может прожить на пособие по безработице, то у нас это фактически невозможно. Панки, они в какой-то степени, паразиты, потому что они не желают производить ничего для общества, этих тупых обывателей и государства, а поскольку у нас нет таких социальных, материальных пособий, как на Западе, они должны или сидеть на шее у родителей, или умирать с голоду. Поэтому у нас панк долго не выдерживает: или спивается, или старчивается, или попадает в тюрьму, или он, вообще, уходит из этого, женится, рожает детей, ведет образ жизни обывателя.
П. - Да. Типа такого. Здесь просто героический поступок - оставаться панком всю жизнь. Это или человек больной, даун, или, правда, идейный, но это редкостный человек выживает.
В. - Как ты считаешь, какая главная идея панк-рока?
П. - Я не знаю, какая главная идея панк-рока, но у меня главная идея такая. Вот вдет человек в розовых очках, и он доволен своей жизнью. Пиздец. Вот он идет, а справа от него избивают другого человека. А он идет: «А у меня жизнь такая пиздатая, и мне по фиг, никто не нужен». И для меня главная идея панк-рока: схватить его за шкирку и сказать: «Ты, что, чувак, вообще, ничего не видишь?». Развернуть его головой: «Вот видишь, тут избивают человека». На самом деле, это дурацкая штука, понимаешь? Но во мне такой панк живет. Я не могу смотреть на то, как люди, оплывшие жиром и в розовых очках, ходят. Мне хочется встряхнуть их и закричать: «Хули ты отгораживаешься своим розовым заборчиком, посмотри, урод, что происходит вокруг!». Вот так просто показать ему и отпустить: «Иди дальше».
В. - Некоторые персонажи считают «Purgen» фашистской группой. Что ты можешь сказать по этому поводу?
П. - Что я могу сказать по этому поводу? Что эти персонажи просто лохи.
В. - А что ты можешь сказать по поводу своего отношения к фашизму?
П. - Для меня фашизм - вторая мировая война (1941-45 годы). Погибло немеренно людей от этого. Это просто чума, чума XX века. Это чернуха. Для меня три вещи очень черные - коммунизм, сатанизм и фашизм. Это чернуха непросветная - убийст­во, насилие, ужас. Это три тоталитарные вещи, которые, я бы никогда не хотел, чтобы повторились. Я против этого. Я против. А что касается коммунизма в его тоталитаристском понимании, я считаю, что на­чале 90-х мы внесли свой вклад в добивании этих сраных коммунистов, этой диктатуры, серости тем, что стебались над официозом все время, даже группу назвали «Ленин-самотык».
В. - Считаешь ли ты фашизм актуальной проблемой в России? И реальной угрозой? Или это скорее раздувается?
П. - Фашизма тут, вообще, и не было. Никогда. По-моему, и не будет никогда Здесь есть одна проблема реальная - национализм. В Россию, особенно это заметно в Москве, приезжают в больших количествах кавказские народы. И они ведут себя здесь по-своему. Они не изучают русскую культуру. Они внедряются силой со своими принципами и не считаются с русскими. Поэтому русские их не любят. Вот это реальная проблема. Все. Больше никакой проблемы нет. Какой там фашизм. Я считаю, здесь люди стремятся к демократии. Но здесь и демократия через жопу. Это Россия, понимаешь? Здесь все через задницу делается. Панк не должен быть опущенным. Панк - это думающая интеллигенция. Просто он специально одевается плохо, специально показывает людям: «Ах, вы жирно живете?! Ах, вы себе радужный мир придумали, такой пластмассовый?! Так вот вам панк-рок». Чтобы их вытащить оттуда, понимаешь? А не так, чтобы все живут в говне, и панки друг в друга плюются и считают, что в говне жить - это круто. У меня панк-рок просыпается, когда я нахожусь на тусовке мажоров. И все: «Извините, пожалуйста», «Ой, можно я сюда поставлю?», «Это уберу». Мне хочется запрыгнуть на стол и сказать: «Вы что, охуели!» Вот прямо так. Понимаешь? Когда я нахожусь среди, допустим, неврубающихся молодых панков (хриплым голосом): «О, бля, ништяк, в помойку полезли все!» Мне хочется сказать: «Вы что, бомжи, что ли? Куда вы в помойку-то лезете?!» Вот у меня такой вот панк.

Назад